Милли осмотрела небольшую кухоньку и скромно присела на край дивана.
Это вообще нормально – уйти с утречка из дома и в этот же день прийти в гости к совершенно незнакомому человеку, и сидеть со счастливой улыбкой на лице, словно на именинах у лучшего друга? Еще не мешает заварить вкусного фруктового чая и распивать его с тортом «Наполеон». Камилла искоса взглянула на Жизель, которая с задумчивым видом подошла к окну. Интересно, о чем сейчас думает эта молодая француженка, рада ли встрече? Волнуется? Или просто относиться к этому, как к вполне нормальному явлению? Ведь по ее лицу было невозможно даже примерно догадаться, что творится в глубине души. Милли невольно полюбовалась аккуратным уложенными, прядка к прядке, волосами новой (или все-таки хорошо забытой старой?) знакомой и красивой, прямой осанкой. Камилла даже сама выпрямила спину и отвела взгляд, чтобы не проделать дырку в Жизель.
- Лёша, - крикнула она в коридор, раздевающемуся музыканту, - у тебя здесь очень уютно!
Повернувшись, Милли нечаянно смахнула рукой магнитик с холодильника, который не заметила, когда садилась . Ойкнув, она внимательно посмотрела изображение. Это оказалась фотография. Довольно улыбающийся Лешка обнимал стройную брюнеточку, которая чуть прикрыла своими длинными ресницами огромные глаза цвета серебра.
« Какая красивая. Его девушка. Да и Робин симпатичный. Они подходят друг другу» - пронеслась мысль в голове. Но почему-то это заключение не особо порадовало Камиллу.
« А ты что ожидала? Что он будет сидеть дома и ждать, пока ты не появишься в его жизни? Милли, то – был сон, а это – реальность.»
- У тебя очень красивая девушка, - пробормотала Камилла стараясь вложить всю доброжелательность в свой голос, когда Робин появился на кухне. А затем, подняв глаза, широко улыбнулась музыканту, -Честно.

- Лёша, - донесся из кухни крик Милли, - у тебя здесь очень уютно!
Проходя в кухню, Робин собрался было ответить что-нибудь в духе "спасибо", но Милли не предоставила ему такой возможности, огорошив музыканта заявлением о том, что у него красивая девушка. Чтобы как-то скрыть свою перекошенную морду, Леша повернулся к девушкам спиной и изобразил бурную деятельность у плиты. Из серии "я ставлю чайник, я сейчас та-а-ак занят. И вобще, последних ваших слов за грохотом посды не расслышал".
- Действительно. Вы хорошо смотритесь. - Сдержанно подхватила за его спиной Жизель и неохотно добавила. - Тебе помочь?
- Нет, спасибо. - Леша щелкнул зажигалкой и, оставив чайник закипать, повернулся к девушкам. Взгляд скользнул по Камилле и уперся в фотографию, которую она держала в руках. Аня улыбнулась, разглядывая висящий на белом металле снимок.
- Может лучше в рамочку поставим? И на тот же холодильник?.. Лешка, ты дурак. - Нежно заметила она, заметив, что музыкант с упрямой улыбкой замотал головой "нет. так лучше"
- Да. Красивая. - Робин сделал шаг, забрал карточку из рук девушки и черезчур резко положил фото лицом вниз на верх холодильника. Затем молча развернулся и стал доставать из чайника чашки, чай, кофе и сахар. Переместив все предметы на стол, парень сел на свободную табуретку и заметил, чтобы хоть как-то разорвать гнетущую тишину, которая висела на кухне. - Рад вас видеть в моей скромной обители. - Он улыбнулся, оттаивая после той вспышки, которую вызвала фотография. - Угощайтесь, чувствуйте себя как дома

Робин резко выхватил фотографию из рук Камиллы, и словно со злостью, швырнул магнит на верх холодильника. Девушка даже покраснела от стыда. Если бы она знала, что музыкант так ценит неприкосновенность своей личной жизни, то, конечно, не заикнулась бы даже о снимке. Но детская непосредственность сработала раньше, чем голос разума, и  теперь Милли, смущенно пролепетала:
- Прости…
Она не стала вмешиваться в сервировку стола, даже не встала с места, чтобы помочь налить чай или еще как-нибудь помочь новым знакомым. Милли упорно делала вид, что рассматривает залитый оранжевым светом, словно апельсиновым соком, тротуар. Если бы в данный момент она была у себя дома, то достала бы свой блокнот и что-нибудь нарисовала. Например, две ладони с длинными тонкими пальчиками, украшенными парочкой колец, сжимающие чашку с грушевым чаем. Или мужскую руку, держащую гриф акустической гитары. Хотя она столько раз рисовала музыканта из своих снов, что еще одна работа на такую тему была бы просто неоригинальной.
- Рад вас видеть в моей скромной обители. - улыбнулся Робин, разбивая наступившую тишину своим голосом - Угощайтесь, чувствуйте себя как дома.
- Grand merci, mon ami, - ответила ему Жизель, слегка приподняв уголки своих идеально накрашенных губ.
Милли еще ниже опустила голову, чувствую себя не в своей тарелке. Так бывает, когда приходишь в гости, где все рады твоему появлению, а ты берешь и нечаянно разбиваешь самую дорогую вазу в доме. И хозяевам настроение портишь и сам чувствуешь себя неловко. Вот так и Камилла сидела и мучилась из-за своей «вазы»
Тем временем, день подходил к концу и надо было решать где ночевать. Девушка взглянула на свои часики на руке. Еще час, или два можно посидеть, а потом уходить. Ночь можно было в скверике на Ваське, там играют и поют молодые музыканты, с ними будет не скучно, тем более что лавки достаточно удобные, чтобы немножко прикорнуть. А с утра можно вновь приступить к поискам блудного отца.
Девушка отодвинула свой чай и притянула лежавшую на полу сумку. Потом, под взглядами Рейн и Робина, извлекла уже знакомый блокнот.
- Я вот тут рисовала то, что мне снилось, - прокомментировала она свои действия и придвинула альбом музыканту, - Я уже показывала Жизель. Вот. Посмотри. Может быть люди, которых видела я, видел и ты.
Отодвигать серьезный разговор, ради которого они и собрались, уже не было смысла. Скоро надо было уходить, а они так ничего не решили. Конечно, Милли  не самый лучший человек для завязки такой темы, но видимо никто либо не хотел, либо не собирался начинать выяснять, почему они знают друг друга.
Пока Леша рассматривал рисунки, Камилла задумчиво проговорила:
- В снах мне кажется, будто я – дочь каких-то аристократов. Причем разорившихся, - она чуть улыбнулась, вспоминая свою «вторую жизнь», - Меня хотели выдать замуж, а я убежала. Оказалась в таверне, в которой даже работала, а потом меня схватили и посадили в корабль. Ну в качестве раба…А потом наш корабль потерпел крушение, но я выжила. И в море  меня подобрал другой корабль. Там плыли вы…
Милли опустила голову, прекратив свой небольшой рассказ. Возможно они и сами знают, что было дальше.

Милли видела какую именно страницу Лешка рассматривал больше всего. Уловила даже его быстрый взгляд на Жизель, словно он оценивал возможно ли такое или нет. Пусть оценивает, пусть вспоминает, главное, чтобы не остался равнодушным. Камилла посмотрела на свои часики, прикидывая через сколько времени придется прощаться с квартирой и ее радушным хозяином. Рейн, видимо проследив за ее действиями, произнесла:
- Уже поздно. Так что мы, наверное, лучше пойдем. Спасибо за гостеприимство.
Милли дернулась, пытаясь встать, но внезапное предложение Робина заставило ее оставаться на месте:
- Нет-нет, что вы. Оставайтесь на ночь. Тем более, что у тебя украли сумку с ключами. Я не маньяк, честно. Просто это свинство - выгонять вас на улицу на ночь глядя, тем более, что идти-то особо некуда.
Стараясь спрятать улыбку, появившуюся у нее на лице, Камилла сделала вид, что увлеклась рассматриванием рисунка на своей чашке. Это было так мило с его стороны - оставить их на ночь. Тем более, что за день она так наволновалась. Побег, эта встреча, кража сумки. Да еще и ноги болели, словно она целый день готовилась к олимпийскому марафону.
- Спасибо…Если вы не возражаете, можно я пойду спать? Я немного устала…
Милли посмотрела на Робина, в надежде на то, что он покажет, где ей лечь.
Уже минут через двадцать девушка лежала на разложенном диване, закутавшись в теплое одеяло. Робин постелил белье, дал свою футболку в качестве ночной рубашки, пожелал спокойной ночи, и, щелкнув выключателем, тихонько вышел из комнаты.
Разумеется, особо спать Милли не хотелось. Но Жизель и Леша так скупо делились своими снами, что казалось, будто будет лучше, если она оставит их наедине. Камилла даже свой блокнот им оставила – пусть рассматривают поцелуй. Возможно, им будет так проще.
Девушка вздохнула и перевернулась на другой бок. За стеной слышались голоса, но разобрать их она не могла. А может просто не хотела услышать то, что было не предназначено для ее ушей.
Оставив попытку услышать разговор, Камилла несколько раз зевнула и заснула.

Совместный пост с Робином) за размер - не бейте...

Жизель молча слушала их общие сны, опустив глаза на рисунок.
Ей вспомнилась ночь, когда она впервые увидела во сне тот поцелуй, изображенный Милли на бумаге. Тогда она не могла понять - почему она целуется с этим не подходящим для нее человеком, и почему она видит сон от лица девушки, которая, похоже давно забыла что такое "душ"?
Сон повторялся несколько раз и Жизель привыкла к мысли, что ее второе "я" имело какие-то чувства к этому человеку.
- Нет-нет, что вы. Оставайтесь на ночь. Тем более, что у тебя украли сумку с ключами. Я не маньяк, честно. Просто это свинство - выгонять вас на улицу на ночь глядя, тем более, что идти-то особо некуда. - с обезоруживающей улыбкой сказал Робин, переводя взгляд с одной на другую девушку.
- Спасибо…Если вы не возражаете, можно я пойду спать? Я немного устала… - тут же отреагировала Милли.
Жизель долго смотрела на девушку с тихой улыбкой сытой пантеры. Она чувствовала - ей нравится Робин. Очень даже. Сны ли? Быль ли? Она не взялась бы сказать.
Робин проводил девушку в гостинную, слегка приобняв за талию и улыбаясь.  Милли была откровенно счастлива.
А Жизель осталась сидеть на кухне, провожая их прищуром глаз и тенью улыбки на лице. Ей тоже доставляла удовольствие эта ситуация - посторонним наблюдателем следить за влюбленной девочкой и  опытным бабником, "истинным ценителем красоты"
Когда голубки скрылись, Жизель ухмыльнулась про себя и с той же улыбкой отвернулась к окну, разглядывая окна напротив. Чашка чая приятно грела руки. Девушка поежилась и закрыла глаза, расслабившись.
Перед глазами замелькали картинки сегодняшнего дня в перемешку со снами...
Она сидит в кафе, напротив - Милли, она сидит в таверне - напротив - кто-то...
Я тебя тоже найду. - мысленно пообещала она своему кому-то.
Робин тихо вернулся и сел на табурет напротив нее.
- Мне немного неловко, - сказала она, бессеснительно разглядывая его лицо.
Музыкант поймал взгляд Жизель и с беззаботной полуулыбкой пожал плечами.
- Из-за чего? Из-за рисунка? Жизель, будь мы нормальными, мы бы просто посмеялись над этим. Но я, наверное, уже не смогу назвать себя нормальным. - Он улыбнулся шире, а затем понизил голос и спросил с таким видом, будто сообщал ей самый большой секрет на свете. - А чем все закончилось в твоих снах? Ну, я имею ввиду, - он поймал ее взгляд и хитро, по-кошачьи, чуть сощурил глаза, - после того поцелуя на палубе.
Она улыбнулась чуть шире, и мягко глядя ему в глаза просто ответила:
- Я ушла. У нашей истории не было продолжения... - Жизель замолчала, вытащила из кармана плоскую пачку, откуда извлекла тонкую длинную сигарету и закурила. Робин чуть поморщился, встал и, подойдя к окну, открыл форточку. Повернувшись спиной к окну и опершись о подоконник, он вновь окинул Жизель оценивающим взглядом. Вначале спину, а когда она обернулась, музыкант встретился с ней глазами и в голове мелькнула мысль, что ради нее можно и потерять голову. Особенно сейчас, когда кухню окутал густой полумрак, а в ноздри навязчиво лез сладковатый, приятный запах ее табака.
- Это ведь не в твоем характере. Уходить. - Тихий голос музыканта почти не нарушил уютную тишину, состоящую из их молчания и шума ночного города, влетающего в форточку. - Почему же ты ушла?
Жизель не выпускала его взгляда и все также молча улыбалась. Прошло несколько секунд, и она, размяв шею, неспешно встала из-за стола и положила пустую кружку в раковину, а затем, подошла к Робину почти вплотную и тихо, но четко выговорила:
- Ты обидел меня - ты мне изменил.
Робин потянул носом, втягивая в себя причудливую смесь дорогих французских духов и сладковатого табака, исходивший от темных волос женщины. Протянув руку и не стирая с лица таинственной полуулыбки (которая была подсмотрена у какого-то знаменитого актера и вот уже много лет успешно помогала Робину добиваться от противоположного пола того, чего хочет он) музыкант накрутил на палец тяжелый жесткий локон.
- Но ведь это был всего лишь сон. - Он не отрывал взгляда от отражающих огни вечереющего города на удивление теплых медовых глаз Жизель и продолжал играть рукой с прядью ее тяжелых волос.
- Кто знает?.. - она игриво подняла бровь, но улыбка с ее лица исчезла.
Робин продолжал играть с ее волосами, и француженка до поры до времени позволяла ему это. Но потом она вдруг опустила глаза и отошла к стене, облокотившись на нее.
- Ты не меняешься.
Робин проследил за тем, как локон выскользнул из его пальцев, а сама Жизель отошла от него на пару шагов и с вызовом облокотилась об узкий кусок стены между окном и кухонным шкафом.
- Конечно. Но, может, оно только к лучшему?
Музыкант преодолел разделяющие их полметра и по-кошачьи мягко положил одну руку женщине на талию, а второй провел по темным волнам волос, тут же запутавшись в них пальцами. Какую-то долю секунды он с близкого расстояния смотрел в потемневшие глаза, а затем чуть наклонился и поцеловал знакомую незнакомку, которая не секунду окаменела, а затем обняла его и ответила на поцелуй.
Полета не было, но была та охватывающая все существо одурь, после которой девушка либо отстранялась и обзывала его всякими разными нехорошими словами, либо они вместе оказывались в одной постели.
Рука, лежащая на талии скользнула на спину, под блузку и Робин был вынужден с горечью констатировать тот факт, что Жизель относилась к первой категории.
Женщина отстранилась и молча залепила ему пощечину.
На мгновение показалось, что они вовсе не в темной кухне, а на палубе корабля - в крохотном закутке между какими-то постройками...
Робин моргнул и иллюзия рассеялась.
Жизель оправила блузку и тряхнула головой, освобождаясь от руки музыканта, однако она, как это ни удивительно, хранила молчание. Леша также молча подошел к шкафу, открыл дверцу, достал чудом уцелевшую после праздников бутылку водки, два стакана, вернулся к столу, с громким стуком поставил все добро на столешницу и налил "огненую воду" в стаканы.
Жизель так же молча подошла, села на диван напротив и они одновременно с музыкантом одним залпом выпили свою порцию.
В наступившей тишине отчетливо раздалось два почти одновременных стука - это опустились на столешницу пустые стаканы.
Жизель и не поморщилась, когда по горлу обжигающе-горько разлилась водка. Она громко вздохнула и откинулась на спинку дивана. Потом прикрыла глаза и на несколько секунд позволила теплой дреме разлиться по телу. Она отчетливо ощущала на себе взгляд музыканта, изучавший ее. Жизель склонила голову на бок, и открыв глаза, невидящим взглядом посмотрела на тлеющую сигариллу.
- Повторим? - спросила она лениво.
- Что именно? Поцелуй или..?
- Или.
Она не следила за тем, что творилось вокруг. Плеск водки в стакане... бутылка опустилась на стол. Жизель медленно потянулась и залила в себя еще стопку. Воцарилось молчание.
- Я хочу спать. - через пару минут пожаловалась Жизель, - отнеси меня в кровать?
Робин улыбнулся женщине, чьи подсвеченные светом из окна волосы напоминали сейчас светящийся ореол.
- Милая Жизель, ты понимаешь, насколько двусмысленно в данный момент звучит сия фраза? - "Язык заплетается. Плохо. Очень плохо." Однако Робин все таки поднялся на ноги и галантно протянул руку Жизель, честно предупредив, - Мы далеко не уйдем. Я либо сосчитаю твоей головой все косяки, либо мы оба рухнем на первом же повороте. - Он чувствовал, что на губах играет дурацкая улыбка. - Что будем делать, лэди?
Жизель сидела не шевелясь и заторможенно реагируя на все происходящее. Она посмотрела на руку гитариста и с глубоким вздохом взяла ее в свои руки. Ее пальцы заскользили по мужской ладони.
- Красивые у тебя руки, знаешь, - задумчиво сказала она.
А потом подняла на него глаза и улыбнулась.
- Поспим тут, или все-таки попробуем доползти до комнаты?
Робин улыбнулся еще шире.
- Если я совершу героический поступок и схожу в корридор за гитарой, то я тебе сыграю. Хочешь?
- Захочу, если ты разрешишь мне подпевать и если потом все-таки отнесешь меня на кровать.
Жизель что-то мурлыкнула и выпустив руку музыкант, откинулась назад и легла на диван.
Путь был труден. Да, стены и пол были настроены решительно против передвижений музыканта и отчаянно шатались и прыгали, пока он шел по темному короткому корридору. Добравшись до гитары и с пятого раза достав ее из чехла, Робин с трудом проделал путешестие обратно и с довольным видом уселся прямо на кухонный пол, а Жизель соскользнула с дивана на пол, удобно устроив голову на его плече.
Увидев, что Леша вернулся, Жизель соскользнула с дивана на пол, и удобно устроив голову на его плече, лениво прошлась пальцами по струнам.
Музыкант дождался, когда ее пальцы соскользнут со струн и сам заиграл давно забытую мелодию - мелодию, которую он подбирал на слух специально для своей предыдущей Любви, которую, как это ни забавно, звали Любочкой. Девушка была ярой поклонницей фолка и Леша ирал ей эту песню, когда на девушку нападала беспричинная депрессия.
Он сам никогда не любил это музыкальное направление. Вернее в глубине души любил, оно было каким-то родным. Но он стыдился этой любви и потому разжигал неприятие к текстам, в которыйх встречалось слово "менестрель"...

Он сегодня дома, он сегодня один,                   
Он немного болен, немного устал.                     
Сам себе трубадур, сам себе господин,             
Он коньяк с кагором зачем-то смешал.           

А за окном темно, смотрит в форточку ночь:   
"И с какой же радости парень напился?.."       
А ему, бедняге, уж ничем не помочь -           
Он устал быть тем, кем сегодня родился.     

Он забыл, как люди включают на кухне газ,     
И чужую боль заглушил цитрамоном,
Он глядит на стены и видит родной Прованс,   
Где когда-то он звался графом Раймоном.         
Он вернулся на землю сквозь дни и года,
Семь столетий назад безвозвратно ушедший.
Вспоминает об этом Раймон иногда,
А друзья говорят про него - "сумасшедший..."

И снова битва идет для него каждый день,
Только ныне масштаб поражений неравен:
От былого осталась лишь зыбкая тень -
Там Тулуза сдана, здесь завален экзамен.

И Раймон Седьмой допивает остывший чай,
И срывает морфином незримые узы,
И идет поутру он молитвы свои читать
В католический храм альбигойской Тулузы.
Возвращаясь назад, он неспешно идет,
Игнорируя огненный глаз светофора,
Ибо знает, что знамя его упадет,
И затопчут его крестоносцы Монфора.

И отбывает он вновь летний свой карантен,
Заблудившись в сети бесконечных тропинок;
Ищет отдыха в россыпях телеантенн,
Веря в грустную ложь разноцветных картинок.

И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
Матерится на поздний звонок телефона
И болят на погоду призраки старых ран,
Что получены им под стеной Каркассона.

И Раймон Седьмой печально глядит в экран,
Заполняя времени стертые лузы,
И болят на погоду призраки старых ран,
Что получены им на полях под Тулузой.

Когда он доиграл последний аккорд, Жизель уже мирно сопела ему в плечо. Отложив гитару и ласково погладив девушку по волосам, Леша откинул голову, упершись затылком о дверце шкафа, одной рукой приобнял Жизель и закрыл глаза.

Где-то снаружи что-то затренчало. Тра-та-та, тра-та-та… Жизель что-то протянула, но сон был таким нежным и теплым, что ей не хотелось просыпаться.
«…в мазуте ваши ладони в чем ваши ладони разве это перчатки я сказала неправду я
Вета чистая белая ветка цвету не имеете права я обитаю в садах не кричите я
не кричу это кричит встречный тра та та в чем дело тра та та что тра кто там
та где там там там Вета ветла ветлы ветка там за окном в доме том тра та том
о ком о чем о Ветке ветлы о ветре тарарам трамваи т р а м в а и аи вечер
добрый билеты би леты чего нет Леты реки Леты ее нету вам аи цвета ц Вета ц
Альфа Вета Гамма и так далее чего никто не знает потому что никто не хотел
учить нас греческому было непростительной ошибкой с их стороны это из-за них
мы не можем перечислить толком ни одного корабля а бегущий Гермес цветку
подобен но мы почти не понимаем этого того сего Горн мыс труби головы а
барабан естественно бей тра та та вопрос это кондуктор ответ нет констриктор
что вы там кричите вам плохо вам показалось мне хорошо это встречный
простите теперь я точно знаю что это был встречный а то знаете задремал и
слышу вдруг не то поет кто-то не то не та не то не та не то не та нетто
брутто тра та та тра та та тра...»
Скачущая нитка логики сна исчезла, и вместо этого сознание ее переполнил надрывный звонок телефона.
«тра та та тра та та, трррррр»
Жизель потянулась и разлепив глаза, увидела перед собой все черно-белым, только красный советский телефон с диском,  да заплаканные глаза девушки-из-вчера-и-сна выделялись на фоне этого бесцветия.
- Доброе утро..  – смущенно сказала она, натягивая мужскую рубашку себе на коленки.
- Bonjour… - хрипло отозвалась француженка и попыталась встать. При этом она почувствовала, как чья-то рука соскользнула с ее плеча и ударилась об пол. Жизель обернулась и увидела спящего на полу парня-из-вчера-и-сна. Он обнимал свою гитару, а до этого, видимо, и ее. Француженка тут же проснулась, ее глаза на миг раскрылись шире обычного – она была удивлена и смущена, потому что смутно помнила вчерашний вечер. Что было?
Ее шея нещадно болела, впрочем,  ровно также, как и голова. Оглядевшись, она увидела на столе недопитую бутылку водки и два стакана.
- Putain… – жалобно простонала Жизель, но тут же взяла себя в руки. Она поправила волосы и, как ни в чем не бывало, нагнулась к Робину:
- Алекс’ей… Проснит’есь…

Милли медленно переводила взгляд с француженки на музыканта. Зря все-таки она выскочила в таком виде на кухню. Странно, но девушка, которая всегда очень доброжелательно относилась к людям, даже к нетерпиливо орущим теткам в очередях, вечно выдумывающим себе проблемы и срывающихся на других, а вот это сцена вызвала у нее огромный негатив. Если бы она была Марком Ясинским, то оставила бы эту пару на кухне, дав отдохнуть после веселой ночи, да еще бы накрыла их и спела бы колыбельную. А если Натальей Милосветовой, то закатила бы грандиозную истерику с битьем посуды и выяснением того, кто тут мразь, а кто помазанник божий. Но так как девушка была ребенком Натальи и Марка, то смогла лишь молча тупить глаза в пол, чувствуя как непроизвольно сжимаются кулаки.
Милли ничего не ответила Жизель. Хотя злилась она на Лешу. Поэтому когда он поздоровался и улыбнулся – Камилла лишь скривила губы, как от зубной боли. Обида, разочарование и некое отвращение так быстро разбили все мечты, которыми был увеен вчерашний день, что девушка даже не хотела вспоминать свои сны.
Собственно, что такого, что им приснилось одно и тоже? Ну, приснилось! А дальше что? Звонить в телепередачу «Необъяснимо, но факт» и просить рассказать свою историю?
С  ночевкой она только время потеряла. Надо было не общаться с этой Рейн, и не оставаться у Робина. Так бы хоть сохранила к ним хорошее отношение.
- Поставьте чайник,- нехотя проговорила Милла
Девушка дождалась, пока дверь в ванную захлопнется, и пошла в комнату, где оставила свои вещи. Ночь она провела хорошо, и не стоило больше пользоваться гостеприимством музыканта. Тем более, что наверняка им с Рейн есть сейчас о чем поговорить. Милли сняла с себя влажную рубашку и быстро натянула платье. Ну вот. Теперь можно продолжить поиски своего отца..
Милли тихо проскользнула в коридор, стараясь уйди из этого дома незаметно, чтобы не сидеть за завтраком с видом, что ничего такого не случилось. Девушка увидела свои туфельки стоящие у стенки и улыбнувшись хоть одному удачному моменту поспешила к ним. Как раз в тот момент, когда Леша открыл дверь и вышел из ванной.
"Поймана!"

Отредактировано Камилла (2008-02-27 23:29:51)

К сожалению, душ совершенно не помог привести мысли в порядок и одевался Леша с такой же кашей в голове, как и полчаса назад, когда он только проснулся. Что за чертовщина с этими снами? Зачем ему было лезть вчера - пардон, сегодня. ночью -  к Жизель? И, в конце концов, какого черта его так смущает тот факт, что их видела Камилла? Она-то тут с какого боку првязалась?
В общем, решив как обычно плыть по течению и получать от этого удовольствие по максимум, Робин вышел из ванной...
...чтобы быть чуть не сбитым с ног вышеупомянутой Камиллой.
- Осторожнее. - Леша машинально схватил ее за плечи и тут же отпустил, едва сдержав желание досадливо сплюнуть. Да что ж такое... Как школьник себя ведет, ей-богу.
Девушка торопливо кивнула и, с трудом протиснувшись мимо музыканта, оказалась рядом со своей обувью. Надо полагать, именно к ней она и спешила.
- Ты собралась уходить? - Неожиданно тихо заговорил Лешка. - Милли, послушай, не уходи. Я не знаю, почему, но я не должен тебя отпускать. Мил...
Крики чаек.
Шум моря.
- Мил...
Хрупкая, одинокая фигурка в полосе прибоя на фоне заходящего солнца.
Леша потряс головой, прогоняя непойми откуда взявшийся образ.
- Подожди, я сейчас. - Независимо от хозяина произнес язык, а ноги сами унесли его в комнату.
- Уже уходишь? - Раздался из корридора спокойный голос Жизель.
- Нет, Милли. - Робин вернулся в корридор, сжимая в руках ее блокнот - она, видимо, выронила его, когда собирала сумку. - Послушай. Посмотри. Ты рисуешь все это. - Он протянул е блокнот, но не выпустил его из рук. - А я знаю, что там нарисованно, даже не заглядывая в блокнот. Откуда? Неужели ты не хочешь разобраться? Мы сможем сделать это только вместе. - Он замолчал, ожидая ответа, но в этот момент в комнате резко зазвонил телефон и Леша кинулся снимать трубку. Тоже как-то бесконтрольно.
- Алло. - Он замолчал, слушая собеседника и чем дольше тот говорил, тем сильнее хмурился Леша. - Нет. Я один. - Трубка что-то отрезала и замолчала. - Хотя... Нет, подождите! - Леша покосился на дверь, в которую не удержались и заглянули обе девушки. Музыкант перевел взгляд на блокнот в руке. - У меня есть знакомый... шаржист. Да, замечательный художник-шаржист. А програму я и один потяну. Да, она согласна. Да. Да. - Леша снова нахмурился, а затем беззаботно улыбнулся. - Спасибо. Всего хорошего. Да, до встречи.
Он положил трубку и ослепительно улыбнулся своим гостьям.
- Пойдемте в кухню, выпьем чаю. У меня новости.

- Давай вначале я тебе скажу парочку новостей? - Ледяным тоном отчеканила Камилла, глядя на музыканта как на врага народа - По поводу снов… Ты вот хочешь разобраться в них, да? Так почему ни тебя, ни тебя, Жизель, не интересует кто я? Почему ты так просто привел нас к себе?
А действительно, почему? Что им двигало последние сутки и чем он все это время думал? Тем же, чем и всю предыдущую жизнь. Ехидно отозвался внутренний голос То бишь не головой, и даже, боюсь, не задницей. Люди, думающие задницей, как правило, намного благоразумнее тебя.
Милли тем временем с чувством саданула каблуком зажатой в руках туфельки по косяку и убежала по корридору.
- И не надо говорить про что-то больше! Какая разница ,что нам снится? Все равно в жизни все совсем по-другому!
И Жизель и Робин не проронили ни слова и неизвестно, как долго продлилось бы это молчание, хлопни сейчах входная дверь.
Не хлопнула.
- Дураки вы… И я тоже, дура…Идемте завтракать… - Милли тихо вернулась и говорила уже совершенно спокойным, мягким голосом.
- Пойдемте. - Робин ухватился за это предложение как утопающий - за соломинку и первый ретировался в кухню, содрогаясь от предстоящего разговора. Как сказать Милли, что он только что договорился  работе и что от нее теперь зависит, пролетит ли он сам с этим заработком или нет. Ведь они договорились о двух людях, а приди Робин теперь один - и единственное, что он получит, так это хороший пинок под зад.
- Сегодня хорошая погода. - Бодро заметил он, стуча ложкой по внутренним стенкам чашки и кофе и сахар давным-давно растворились, но голова музыканта была занята гораздо более важными вещами. Например, как начать разговор.
- Ты, кажется, хотел рассказать нам какие-то новости? - С сарказмом в голосе произнесла Жизель, не ведая, что тем самым помогает Робину решить важнейшую проблему за сегодняшнее утро.
- Да, новости. - Музыкант широко улыбнулся, вспомнив о том, что за улыбкой лучше всего прячутся всякие нелециприятные эмоции типа растернности. - Мне предложили работу, представляете. - Он натолкнулся на равнодушный взгляд Жизель, явно не разделявшей его восторгов по поводу обретения работы. - Но так получилось, что им очень нужен художник. Ну, знаете, роскошный теплоход, где публику развлекают музыканты, циркачи и прочий люд. - Музыкант перевел взгляд на Милли и посмотрел ей в глаза. - Без тебя, Мил, мне дадут от ворот поворот. Помоги мне. Ты говорила, что мы не знаем друг друга, не знаем кто ты. Но я доверяю тебе. Все в твои руках, - Музыкант положил собственные ладони на стол и еле заметно улыбнулся, -  и только ты можешь сделать выбор: стать той Милли, которую мы все знаем их наших снов или впустить в свою душу яд равнодушия современного мира. Если ты выберешь второй путь... Что же. Это будет твой выбор.

Пока на кухне разворачивалась глубоко эмоциональная психологическая драма, Жизель не обращая внимания на людей пила свой утренний кофе, курила сигарету и наслаждалась мягкой шерстью кошки, обвившейся вокруг ее ноги. Она не изменила своим привыкам: "когда я ем - я глух и нем" В голове мешались остатки снов, их голоса, кружева солнечных лучей, кошачьи подушечки на лапах, холодный пол, уставшие от каблуков ноги, сталь и воспоминания..
- А какой сегодня день?.. - прорезала воцарившуюся тишину задумивым голосом француженка. Она рассеянно поднесла чашку кофе к губам, отпила и потом вдруг резко подняла глаза и четко выговорила - Пятница. Нет, Пятница!
Жизель вскрикнула, и звякнув чашкой о блюдце выбежала из-за стола, быстро поправила волосы, и попутно одеваясь, стала пояснять ничего не понимающим Робину и Милл:
- У меня теплоход сегодня днем! Через два споловиной часа. Я уезжаю, ах, надеюсь что я вернусь и найду вас.
- Что ж, счастливого путешествия, Жизель. Нам тоже скоро пора в путь. Надеюсь, мы скоро вернемся и не влипнем в какую-нибудь неприятную историю типа кораблекрушений и необитаемых островой. - Он улыбнулся шутке. - До встречи, Жизель.
- О, я тоже на это надеюсь. Adieu! - и, послав им воздушный поцелуй, женщина выпорхнула из квартиры.
Она сбежала вниз по лестнице, и выскочила на улицу. Ее голова еще не окончательно прояснилась. Жи остановила машину и поехала домой. Может быть у соседки найдется запасной ключ...