Лис хмуро оглядывал просторное помещение с двуспальной кроватью посередине.
«Господи Боже, об одном прошу, дай мне сил не убить Николетту за это путешествие».
Она отстала… оформляла какие-то бесконечный бумаги у администратора, он пнул чемоданы под стол и скинул пиджак. В каюте было достаточно прохладно из-за работающего вентилятора, но Вячеслав чувствовал себя очень неуютно, бросало то в жар, то в холод. Впрочем, по слегка другой причине… «У неё глаза, как озёра…»
В огромном зеркале, над трельяжем отражалось абсолютно бледное лицо, с запавшими скулами и горящим взглядом наркомана. Слава поморщился, нашел расческу и попытался пригладить непокорный вихрь челки. Но даже в этой нетрудной миссии юноша потерпел неудачу.
Со злостью швырнул несчастный парикмахерский инструмент в мусорную корзину и нервно закурил… Его лихорадило.
- Мне нужно выпить.
Хрипло проговорил он в слух.
В носке было припрятано достаточно белого порошка для поездки, но если Коль увидит его сейчас под кокаином, то не задумываясь выкинет за борт. Поэтому горе-любовник направился на поиски бара. За этим нелёгким занятием его и застала супруга…

Теперь по комнате было разбросано два пиджака… мужской и женский.
«Наверно это и есть то самое – окрещенное в народе творческим беспорядком»
Слава сделал большой глоток и зажмурился. Он не любил виски, ему всегда казалось, что он воняет тухлой рыбой – морепродукты он не переваливал на дух. И Коль это знала, все равно поступив по своему. Но спорить сейчас с ней и требовать ром, бутылка которого ясно блеснула в баре, было бы, по меньшей мере, глупо, а по большей – опасно.
- За путешествие.
Повторил он тост после некоторого молчания. Николетта, словно голодная волчица вперилась в него своими бездонными глазами. Слава меланхолично, если не сказать холодно ответил ей в её же манере.
«Мы два барана. Два барана, которые вылупились друг на друга посередине каюты шикарного лайнера»
- Может стоит лечь спать? Мы вскочили феноменально рано. Мне кажется у меня начинает болеть голова.
Лис ощущал себя загнанным зверем. Мысль о возможности прикоснуться к этой женщине вводила его в полуистеричное состояние. Неожиданно он ясно почувствовал, что его раздражает её присутствие. Раньше Лис затыкал супругу поцелуем, но сейчас хотелось в полном одиночестве опустошить бутылку, этой воняющее дряни и пьяно уснуть. Он и сам не мог сказать точно, что так повлияло на его неплохое с утра настроение. Просто навалилась нечеловеческая усталость. Усталость от всего: от наркотиков, такого образа жизни, от тесных классических рубашек и контактных линз, обращаться с которыми он так до конца и не научился, от одиночества, которое Слава так остро осознал в эту минуту… и в первую очередь усталость от Николетты Лисициной.
Одним глотком допив оставшееся виски, Лис поставил бокал на холодильник и резко прижал Коль к себе, только, что бы не видеть её лица и жадного сияния глаз. От неожиданности она выплеснула половину своего виски ему на рубашку. 
«Теперь буду смердеть рыбой» - подумал Вячеслав не отпуская девушку.

«Может ты заткнёшься??!!»
Рявкнуть и всё!! И еще ударить наотмашь…
Будь, что будет: истерика, визги, драка, разрыв, слёзы… ррррррррр… как же хочется её ударить… что бы перелетела через журнальный столик, что бы ударилась головой о ножку кровати, что бы свернула себе шею… дрянь!!!
Сегодня ночью ему приснилось, что он убил её. Просто взял и воткнул в грудь нож без видимых тому причин. Они были вдвоём в каком-то затхлом тёмном помещении, она долго кричала на него, голова просто раскалывалась и он вытянул вперед руку, не ощущая ни страха, ни терзаний совести, ни отвращения… Даже, скорее всего, он словил такую эйфорию в этот момент, с какой сравнится не всякая травка… каааааааааааааааааайф...
Мда… странный сон, даже после дорожки кокса на ночь, особенно если учесть то, что Лисицыну ничего не снится в принципе. Последнее сновидение было лет в 15, под впечатлением от первого секса.
- Что у тебя с лицом?
«Оно, бля, очень радо тебя видеть»… вся выдержка Лиса уходила на контроль своих конечностей… еще секунда и он в один прыжок окажется возле Коль, замахиваясь… Как же он ненавидел её в этот момент, ненавидел за всё, что когда-либо происходило между ними…
«Это ты сделала меня таким, понимаешь???!! Сама сделала!! В конце концов из меня вышел бы неплохой журналист… не хуже Малахова…»
Привычка винить других в своих неприятностях с годами всё более усугублялась, с каждым новым бокалом спиртного, с каждой новой дозой он становился всё злее… пошла та самая стадия, когда мозги утекают, просто разлагаются, остаются одни эмоции, чаще всего зверинные… Она об этом, конечно, не знала, а он просто не задумывался...
-  Может, ты не рад, что поехал?
- Что ты, дорогуша, я дико рад!
Фраза могла бы звучать вполне безобидно, если бы не то количество иронии, которое он замешал в неё.
- Так рад, что впору дать пять кругов по палубе, от такой радости!!
Не имея возможности причинить ей физическую боль, он, как и всегда, старался довести её морально… накручивая себя с каждой секундой, удерживая весь гнев, всё негодование, накопленное еще с вечера, Вячеслав, развернулся и что было силы ударил кулаком в стену, над холодильников – тонкие костяшки аристократа соскочили, кисть неестественно вывернулась и скандалист взвыл от боли, возопив нецензурной лексикой половина которой была направлена на любимую женушку, а вторая половина охарактеризовывала эту самую стену, это путешествие и этот теплоход, в общем объёме…
Повернулся обратно, к ошалевшей Николетте... уже остывший, испуганный, отрезвлённый болью, тяжело дышащий, как после забега... жалкий в своей женской истерике, и презирающий себя за неё...
- Извини, Коль, милая... я... я не знаю, что со мной происходит. Наверное, это вода на меня так влияет, от одного вида реки или же моря я становлюсь бешенный...
Рука опухала на глазах, пальцы не сгибались... "Сломал?" Поделом...  Он снова подошел к ней, феноменально за один день более одного раза... обычно она сама подбегала, смешно и требовательно чмокала в нос, устраиваясь на коленях и что-то звонко верещала... он не слушал... неужели и правда думала, что ему интересны подробности инфляции долара? Неколеченной рукой провел по её щеке, и словил очередную крайность... почувствовал, что нет на земном шаре для него человека ближе, чем эта рыжая бестия... невыносимая, громкая, яркая, мешающая не то, что дышать - жить... но такая родная и привычная... Они оба были обреченны. До смерти друг друга. Хотя бы кого-то одного. Ибо это был замкнутый, проклятый союз двух грешников, которые не могли уйти, но и не могли жить вместе, не могли просто находиться в одной комнате друг с другом...
- Я люблю тебя. Честно.

Первым и явным желанием, отразившимся на лице Лисицина было громко захлопнуть дверь с обратной стороны. Холодно и в полном молчании… «Да что она себе позволяет?? Я может еще никому не пел таких дифирамбом…» Но Слава достаточно быстро отбросил эту мысль. В конце концов все равно пришлось бы мириться, так зачем тратить нервы на ругань, когда действительно можно спокойно и тихо провести эти несколько часов на солнце? Он даже дошел до кровати, сел возле неё на ковер и доверчиво положил голову на руку Коль. От той волны визуальной нежности, исходившей от всей этой картины убийственными генными волнами по всей комнате становилось плохо, и Лис думал только о том, как бы побыстрее усыпить Николетту. Она же вырубилась достаточно быстро, не заставив себя ждать, просто закрыла глаза, и через какое-то время глубокая морщина на лбу распрямилась… Коль задышала ровно, и даже отвернулась на другой бок.  Возможно ей действительно было нехорошо…
Вячеслав подхватил свой пиджак с и на цыпочках вышел в коридор, а оттуда на палубу.

Лисицина по обыкновению кидало то в холод, то в жар. Коль, сославшись на головную боль, легла спать удачно рано и ровно четыре часа, с 11 до трех ночи, Славочка предавался сладкому обществу белого порошка, где-то в самом дальнем и безлюдном углу палубы. Как потом добрался до каюты юноша помнил довольно смутно, в голове назойливо хрипел Том Джонс, и сколько Лис не просил его спеть что-нибудь кроме "She's A Lady", музыкант хмуро качал головой, продолжая активно слюнявить микрофон...
Кажется, на пороге каюты он споткнулся о загнувшийся ковролин, и какой-то тяжелый, нагретый в его ладони, предмет укатился под тумбочку, Вячеслав хотел его достать, но перед глазами появилась большая чёрная кошка, она зашипела, прыгнула на кровать и отчётливо произнесла абсолютно бредовую фразу: «О любви не меня ли Вы тихо молили? И в туманы Лимана манили меня?». Лисицын запустил в чертовку своей рубашкой, она почему-то протяжно заблеяла и растворилась в воздухе, одновременно закружилась голова и молодой человек свернулся калачиков на одеяле, думая только обо одной - не стошнило бы.
Через какое-то время он впал почти в коматозный сон. Сознание будто работало в двух измерениях сразу, он отчётливо точно осознавал где сейчас находится, но одновременно с этим в голове проносились странные образы, будто бы знакомых, но никогда до селе не виданных, людей. Фантастические картины сменялись одна за одной, со скоростью, от которой можно было бы сойти с ума, если б Лис давно уже не сошел с него самостоятельно: старинные корабли, деревянные мостовые, холодные лезвия, жёсткая кожа рубашки у ворота, труп на палубе, пираты, работорговцы… стойте… труп на палубе?!
- Коль! Коль! Проснитесь же!!! Там на палубе труп!
Слава попробовал открыть глаза (получилось это далеко не с первого раза),… миры соединились… перед ним стояла взлохмаченная, более чем симпатичная блондинка, одетая правда наистраннейшим образом. Фиалковые глаза были распахнуты, в них плескалась истерика.
Вопрос «Что делать?!», отодвинувший Тома Джонса и постучавшийся в МОЗГ (да, я употребил именно это слово), мгновенно поцеловался с мыслью: «Следовать плану «А», уже здесь прозвучавшему», и Вячеслав машинально провёл ладонью по плечу Николетты:
- Рыжая, вставай. Кто-то окочурился.