Марлен была ужасно взволнована.
И дело было даже не в том, что еще какой-то десяток минут она столкнулась лицом к лицу с трупом, который, если рассуждать логически, все еще отдыхает (девушка предпочитала думать, что он просто отдыхает) на верхней палубе. А в том, что Маша целую неделю провалялась в своей каюте, заперевшись от всего мира, когда недалеко от нее жил загадочный брюнетик, который к глубокому разочарованию блондинки даже не обратил внимание на ее ослепительную красоту. И присутствие жены в кровати его нисколечко не оправдывало.
Девушка была обижена. Очень сильно.
И это осложняло ситуацию с тем, как она расскажет Валентину об утреннем происшествии.  Ведь теперь стало непонятно с чего начинать свой душещипательный монолог – с какого-то убийства или, о, ужас, с того, что единственный симпатичный мужчина оказался женатым.
Подойдя к каюте брата, Мари не раздумывая дернула за ручку двери, ни сколько не сомневаясь в том, что она открыта, и вошла в  небольшое помещение, где спал счастливый от неведения всех бед, навалившихся на голову его кузине, господин Петров.
Вообще-то Марлен не любила показывать своих чувств к человеку, который видел ее сидящей на горшке, но сейчас Валентин, уютно свернувшийся, как ленивый пушистый кот, в клубочек и тихо посапывающий в накрахмаленную наволочку плоской подушки, не мог не вызвать умиления.  А золотые лучи просыпающего солнца, которые неспеша ползли по прозрачному тюлю только лишь придавали образу парня какой-то неприсущей ему трогательности.
В два шага оказавшись около брата, Марлен почти с разбегу запрыгнула в постель к Вале и накрылась с головой одеялом. И только лишь оказавшись рядом с Петровым старшим, девушка почувствовала как ее ноги стали ватными, а тело пробила такая дрожь, что было невозможно сделать вдох полной грудью.
Волна ужаса с такой силой прокатилась по спине, что мурашки почти моментально сменились ощущением того, что весь живот скрутило, и к горлу подкатил неприятный комок, совсем не предвещающий ощущения эйфории.
Затаив дыхание, Мари выглянула из-под простыни и посмотрела в умиротворенное лицо Валентина, выискивая в брате признаки жизни. Резко дернувшись от осознания того, что и он мертв, девушка взволнованно-напряженно всмотрелась в его грудь, пытаясь уловить поднимается она или нет. Заметив движение, Марлен облегченно выдохнула и принялась трясти брата за плечо и засовывать свои длинные ногти ему в уши, как порой любила делать в детстве, когда они жили летом у бабушки в деревне.
- Эй! Проснись! Ну проснись же!
Увидев, как голубые глаза брата начали открываться, Марлен подскочила и сев по-турецки, почти прокричала:
- Люди умирают, а ты спишь! Вставай, болван, пока нас с тобой не порезали!